- Ноэ Эрнандес
- Мария Эволи
- Diego Gamaliel
- Габино Родригес
- Maria Cid
Отзывы о фильме "У нас есть мясо"
Имя: questorОтзыв: Ну что ж, без лишних мудрствований — заметна, по крайней мере, толика визуально-художественного старания, но при этом, конечно же, была претензия на некое произведение, напрашивающееся на психоаналитический разбор, уж очень навязчиво, и даже агрессивно картина лезла на кушетку. Такая настырная прыть сыграла против себя самой, всё становится ясным ещё до пресловутой кушетки: причастные к этой затее, решили сразу вывалить на суд то, что в психоанализе путём толкования надо бы ещё постараться вскрыть, т. е. попёрли против удовольствия толкования — против святая святых. Получилось нечто парадоксально обратное, когда полностью раскрытое заставили говорить в форме потока сознания, с целью его немного прикрыть, это как если бы добровольно осквернённое претендовало на девственность, или бессознательное хотело бы казаться сознательным, требующим к себе интерпретативного отношения.
Увы — классический бэд-трип с привкусом мексиканского чилли, будто действо происходит во внутренних покоях острого перца, где герои корчат из себя людей эпохи верхнего палеолита. Как и любая начальная БПМ, картина под завязку заполнена — грязью, нечистотами, выделениями, половыми органами, натуралистичным совокуплением, некрофилией, кровью и убийством. Лёгкого порно пожалуй больше всего, как некий лейтмотив, или наиболее показательный символ деградации к якобы — основам человека, под которыми разумеются плотские желания. Учитывая конец, всё это больше походит на карикатурный героиновый притон, где заправляет древнегреческий Сатир, безумным взглядом смахивающий на Чарли Мэнсона. Он-то и варит в своём мифогенно-перегонном аппарате смесь отсылок к коллективному культурному опыту, выгоняя из обвернувшего псевдо-античную скульптуру шланга алколоид. Участники им опьяняются и через тернии бэдов двигаются к первобытному истоку непосредственных рефлексов.
Всё это абсолютно не ново, имеет уже довольно-таки институализированную традицию, где достаточно гротескных шедевров нашпигованных ссылками, символами, мифами, потоками сознания, снами, галлюцинациями — отдельный жанр для любителей покопаться. Но здесь копаться особо не в чем, чувствуется интеллектуальная бедность, поэтому где-то к середине задел выдыхается и начинает утомлять повторениями, пустотами и длиннотами. Камера, как бы, дезориентируется и плывёт в поисках предмета по ампулярным проходам пещеры и натыкается на те же самые тела, вновь плывёт, кружится вокруг своей оси и наскакивает на очередное совокупление, и так много раз, можно уловить ритм.
Хотя, дело даже не в утомляющих нарезках под хронометраж, и даже не в привычно экзотическом контенте, а в самом кинематографическом ритуале «обращения» именно к такому материалу для иллюстрации чего-то там, возможно для выхода на кинорынок, или с целью получения одобрения на каком-то богом забытом независимом фестивале, или ещё по каким заземлённым мотивам. Слишком уж заметна эта деланность, этот потёкший имплантант претензий на замысел, вшиваемый в нарочито обставленные и намеренно выбранные — неприглядные интерьеры. Это такая до оскомы знакомая игра на тождестве расхождений, на притяжении, размещённом в отталкивающем, на радикальном отрицании, а попросту — на старом добром нон-конформизме, который давно перестал уже таковым быть.
Вот честно, даже если преодолеть объевшуюся подобным зрелищем зрительскую лень и снизойти до замысла с его национальными аллюзиями, разложить поток слов и образов по стеллажам, то избежать чувства бесполезной уборки там, где специально нагажено — не в твоих силах. Другое дело, если тебе нравится скатологическая поэтика, тогда вопросов нет, равно как и осуждений. Хотя нет, всё же одно замечание будет, так, всуе — не надоедает ли застарелая метафора экрана, как средства реализации глубинных фантазий, которые отчего-то столь предсказуемо регрессируют к сочленениям порнографических тел в постапокалиптических отстойниках, где обязательно присутствует алтарь для жертвоприношений. Вся эта псевдо-шаманисткая истерика на тему смерти-перехода-возврождения, обязательно сопровождающаяся натурализмом трупа и плаценты, этот экзальтированный призыв к трансгрессии через буквальное растерзание плоти, эта декадентская песнь освобождению актуализацией сексуальных инстинктов, словом весь этот сочащийся кроваво-гнойный гиньоль, перекрывающий воздух замощением экрана — вся эта разрушительная инфернальность докучливо подпирает хрупкие созидательные силы сознания, требующие так много усилий, что просто откровенно жаль.
Но, с другой стороны, такой сектор даже необходим, как напоминание о том, что там — на задворках. Не смотря на совершенно ошибочную затхлость самоограничивающих метаний по сокращающимся отверстиям и задним проходам воображаемого, коим вторит кишечная архитектура изображённого — подобное вполне мотивирует на обращение к по истине шокирующему кино, где разворачиваются мощные силы человеческого духа.
